Осколки лондонского неба - Валерия Званадская

к девушке подошла симпатичная брюнетка с длинными волосами и открытым живым взглядом. Слава была подругой Ульяны, но в отличие от той, обладала более легким характером, и Лерка всегда с удовольствием с ней общалась. Слава проследила за взглядом девушки.

– Угу, я так и знала. Нонна в своем репертуаре… Пойдем в дом, здесь уже все понятно. Забудь и живи дальше. Это не стоит твоих слез.

– Спасибо, Слав, я попробую… – Лера наконец смогла хоть что-то произнести, хотя голос внезапно охрип и срывался. – Я уеду завтра на первом автобусе. Не говори ничего ребятам, пусть думают, что у меня неотложные дела в городе. Пашку обними за меня, пожелай ему мягкой посадки в Лондоне…

Девушка незаметно для других ушла в дом и легла на диван в самой дальней комнате. Поджав под себя колени, она свернулась калачиком под покрывалом, обхватив голову руками, словно укрываясь от случившегося и пытаясь забыть все, что увидела.

Едва небо начало менять свой цвет с глубокого сине фиолетового на оттенки розового, напоминая о скором восходе солнца, а прохладный рассветный воздух стал ложиться хрустальными капельками росы на траву, Лера тихонько поднялась и, стараясь никого не разбудить, вышла на улицу. Она неслышно прошла мимо злосчастной машины, изо всех сил пытаясь не смотреть, есть ли там кто-то внутри. Дачная калитка слегка заскрипела, закрываясь за девушкой. На пустынных улицах поселка еще не было ни души, тишину нарушало только беспечное пение ранних птиц. Под ногами шуршал гравий, дорога петляла между многочисленными домиками и деревянными заборами, увитыми колокольчиками и барвинком. Девушка шла, не оглядываясь, не замечая, как пачкаются кроссовки в дорожной пыли. В тот момент она думала, что больше никогда не увидит и не услышит Артема и что в этой истории можно уверенно ставить жирную точку.

Мне трудно из пепла воскреснуть

И крылья готовить в полет.

Мне в клетке становится тесно,

А в сердце по-прежнему лед.

Я думала что-то исправить,

Но снова в осколках мечты,

Где счастье мое – я не знаю,

Не знаешь об этом и ты.

А ты ослеплен миражами,

Которым исчезнуть дано,

И пламя горит над мостами.

Но только тебе все равно.

Назад еще можно вернуться,

Чтоб снова воздвигнуть мосты,

Лишь стоит к огню прикоснуться —

И наши воскреснут мечты.

ГЛАВА 1

23.02.2000

У меня нет твоих писем – ты ужасно не любишь и не умеешь писать письма. У меня есть твои фотографии. Честно говоря, даже не ожидала их получить. А еще – я совсем не знаю, какой ты. Не знаю, что для тебя значу, да и значу ли что-то вообще… Наш последний вечер встает стеной между мной и моими чувствами. Я не сержусь на тебя. Я только боюсь еще раз обжечься. Это больно. Я хочу думать, что ты хотя бы на 50% относишься ко мне так, как мне бы хотелось. Но мне страшно так думать. Мой замок – воздушный и стоит на песке, а ты так далеко… Но мне хочется ждать тебя. Потому что вопреки всему, я отношусь к тебе серьезней, чем могла предполагать…

Усталый шепот нежных рук

С собой на память унеси,

Печальным будет сердца стук.

У Бога счастья попроси…

Уснет тревожная звезда,

В рассвете медленно сгорит.

Проходят мимо поезда,

А наше счастье где-то спит.

Я за чертой пройду дождя,

Тебя я встречу на пути,

И в листопаде октября

Меня захочешь ты найти.

Ты знай – я все же жду весны,

Тебе лишь стоит захотеть —

И к нам вернутся наши сны,

И будут стаями лететь.

Ты помни – есть на свете я,

Я все равно тебя дождусь,

Цветущей станет вся земля,

Когда к тебе я прикоснусь.

Ты лишь поверь, прошу тебя,

Поверь, что я умею ждать,

Не отрекаются, любя…

Быть может, нам дано летать.

Стояла глубокая ночь, и город чутко спал под тихий, медленно падающий с низкого февральского неба снег. Темные проемы окон и пустынные, освещенные тусклым светом фонарей улицы. Обнаженные тонкие ветви берез стряхивали с себя снежинки и чуть заметно покачивались, задетые зимним ветром. Казалось, что все замерло в ожидании утра, и только на пятом этаже типичной многоэтажки никак не гасло одно окно. В уютной комнате за большим письменным столом над тетрадью склонилась хрупкая девушка и что-то быстро писала. Лера любила ночь, именно в это время она могла побыть в тишине, наедине со своими мыслями и дневниками, изучая свои многочисленные медицинские конспекты и не отвлекаясь на суету повседневных дел.

Строчка за строчкой ложились слова в Леркином дневнике красивыми буквами. В академии над ней шутили, что с таким каллиграфическим почерком ей нужно было становиться музыкантом или писателем. Алфавит Лера знала уже в полтора года, а в два читала по слогам. Незнакомые люди в транспорте всегда приходили в умиление, когда светловолосая малышка с огромными глазами вдруг начинала громко произносить названия вывесок магазинов и аптек, проплывающих за окнами автобуса. В третьем классе она закончила читать всего Чехова, а к окончанию школы пересмотрела всю огромную библиотеку, которую бережно собирал дома ее отец. Любовь к чтению и книгам он привил ей с раннего детства.

Еще одним увлечением была поэзия. Причем она никогда не садилась специально писать стихи. Строчки возникали сами по себе и неожиданно, заставляя брать первый попавшийся под руку листок бумаги и просто записывать. Сейчас к блокнотам со стихами, лежащими в тайнике письменного стола, добавились еще и личные дневники…

Лере показалось, что кто-то позвал ее по имени. Она подняла голову от тетради и с недоверием оглядела комнату, пытаясь убедиться, что в ней действительно никого нет. Никого. И хотя это было странно, она явственно слышала тихий женский голос, который обращался к ней.

– Да, Лера, я тебя понимаю… Невозможно было не влюбиться в такого стильного красавчика с синими глазами. Но ты уверена, что действительно простила его?

Лера почувствовала рядом чье-то незримое присутствие. За окнами стояла звенящая тишина, а в квартире все давно уже спали. Большое окно приоткрыто, несмотря на то, что воздух был еще по-зимнему свеж, легкий белый шифон занавесок чуть задрожал, как будто кто-то потревожил их. В комнате царил полумрак, и только настольная лампа на столе освещала лицо девушки. Она подумала, что голос, который только что услышала – всего лишь плод ее слишком буйного воображения. Но он прозвучал снова…

– Ты, наверное, думаешь, кто я? Нет, я не твоя шизофрения и не биполярное расстройство. Мне кажется, студентке второго курса медакадемии рановато ставить такие диагнозы. Считай, что я твой внутренний голос или ангел-хранитель… В общем, можешь найти любое определение, которое оставляет тебя в числе здоровых людей. На самом деле, как бы странно это ни звучало, я – это ты, только спустя двадцать лет, и мне выпал шанс попасть к себе в прошлое. Поэтому, да, я реально существую, и меня тоже зовут Валерия, просто мне уже 38 лет… Но давай все-таки вернемся к тебе и Артему.

Лера потерла виски: «Интересно, если я начну отвечать самой себе, как скоро меня заберут санитары – сразу или можно немного поговорить?»

– Мм, прости за нескромный вопрос, но откуда ты знаешь его имя? – она решила вступить в этот довольно странный диалог.

– Я знаю не только, как его зовут, но и подробности вашего прощального вечера, который ты, как я вижу, все-таки ему простила… Не забывай, что ты – это я, поэтому я по умолчанию знаю все детали. Хм, ты действительно думаешь, что измена в последний день перед отъездом – лучший способ заставить тебя не ждать его из Лондона год и жить своей жизнью? А потом позвонить через несколько месяцев, поздравить тебя с победой в конкурсе красоты и как ни в чем небывало возобновить общение? Оригинальный подход Ивана к штанге…

Лера недовольно поморщилась. Меньше всего ей хотелось сейчас воскрешать в памяти тот летний вечер и все последующие долгие